— Так не годится.
— Но я почти совсем не знаю мистера Артурстоуна.
— Конечно же ты его знаешь. Он много лет вел дела твоей бабушки.
— Но это вовсе не означает, что я его знаю.
— Тебе только и придется, что пройти с ним до алтаря. Кто-то должен передать тебя мне.
— Не понимаю почему.
— Дорогая, так положено. А у нас больше никого нет. Ты ведь знаешь.
Конечно, Селина это знала. Ни отца, ни дедушки, ни дяди, ни брата. Никого. Только мистер Артурстоун.
Она глубоко вздохнула:
— Думаю, что так.
Родни погладил ее по руке.
— Вот и умница! А теперь у меня для тебя сюрприз. Подарок.
— Подарок? — Она заинтересовалась. Неужели и на Родни тоже подействовало весеннее настроение этого яркого мартовского дня? Неужели он, направляясь в «Бредли», чтобы пообедать с Селиной, поддался соблазну зайти в какой-нибудь очаровательный магазинчик и купил ей бесполезную безделушку, чтобы привнести романтизма в этот день? — Правда, Родни? Где он?
У него в кармане? Дорогие подарки бывают в маленьких коробочках.
Родни протянул руку за спину и достал сверток, завернутый в упаковочную бумагу и завязанный бечевкой, в котором явно была книга.
— Вот, — сказал он.
Селина постаралась не показать разочарования. Это была книга. Она надеялась, что смешная.
— О, книга!
На вес она была тяжелой, и надежда на то, что книга рассмешит ее, угасла. Это, скорее всего, наставляющая, призывающая к размышлениям книга, умно касающаяся различных социальных проблем дня. Или, может быть, книга о путешествиях, в которой свидетели рассказывают о ярких обычаях некоторых племен Центральной Африки. Родни усиленно занимался воспитанием ума Селины, и его глубоко огорчало, что она так явно выказывала свой интерес к журналам, дешевым книгам и детективам.
То же самое касалось и других областей культуры. Селина любила театр, но не могла наслаждаться четырехчасовым нудным рассказом о том, как двое людей живут в мусорных ящиках. Она также восхищалась балетом, но предпочитала балерин, одетых в старомодные пачки, а вальсы — Чайковскому, но ее музыкальные пристрастия не включали сольные скрипичные концерты, которые неизменно набивали оскомину на зубах, как будто бы она только что надкусила кислую сливу.
— Да, — сказал Родни, — я прочитал эту книгу, и она так меня поразила, что я купил для тебя отдельный экземпляр.
— Как мило. — Она взвесила сверток на руке. — О чем она?
— Об острове в Средиземном море.
— Звучит интересно.
— Думаю, она в некотором роде автобиографична. Этот парень отправился туда жить лет шесть-семь тому назад. Соорудил себе дом, сблизился с местными жителями. Его высказывания об испанском образе жизни поразили меня своей прямотой, своей разумностью. Тебе понравится, Селина.
Селина ответила:
— Да, конечно, я уверена, — и положила сверток на сиденье рядом. — Большое спасибо, Родни, что купил ее для меня.
После обеда они попрощались на тротуаре, стоя лицом друг к другу: Родни, сдвинув котелок к носу, и Селина, со свертком в руках и рассыпавшимися по лицу волосами.
Он спросил:
— Чем собираешься заняться после обеда?
— Не знаю.
— Почему бы тебе не пройтись до «Вуллэндс» и постараться определиться со шторами? Если бы ты смогла получить несколько образцов, мы бы захватили их с собой на квартиру завтра днем.
— Да. — Звучало приемлемо. — Хорошая мысль.
Он подбадривающе улыбнулся. Селина улыбнулась в ответ. Он сказал:
— Ну, тогда до свидания. — Он никогда не целовал ее на улице.
— До свидания, Родни. Спасибо за обед. И за подарок, — не забыла добавить Селина.
Он сделал жест рукой, как бы говоря, что ни обед, ни подарок не составили труда. Затем, улыбнувшись напоследок, он повернулся и зашагал прочь, пользуясь зонтиком, как тростью, быстро и натренированно пробираясь сквозь толпу на тротуаре. Она ждала, немного надеясь, что он обернется, чтобы прощально махнуть рукой, но он не обернулся.
Оставшись одна, Селина вздохнула. День был как никогда теплым. Все тучи разогнало, и ей была невыносима мысль о том, чтобы сидеть в душном магазине, пытаясь выбрать образцы для штор в гостиной. Она бесцельно пошла по Пикадилли, с риском для жизни перешла дорогу и свернула в парк. Деревья были прекрасны, начинала пробиваться молодая и зеленая травка на смену коричневой и пожухлой. Когда она прошла по траве, то почувствовала свежий запах, как от летней лужайки. Повсюду расстилались желтые и лиловые ковры крокусов, а под деревьями попарно стояли скамьи.
Она подошла и села на одну из скамеек, откинулась назад, вытянув ноги и подняв лицо к солнцу. Скоро кожу закололо от солнечного тепла. Она выпрямилась и, сняв пиджак и закатав рукава свитера, подумала: «Я могу отправиться в «Вуллэндс» и завтра утром».
На трехколесном велосипеде проехала маленькая девочка, а сзади шли ее отец и маленькая собака. На ребенке были красные колготки и голубое платье, а в волосах черная лента. Отец в свитере с узким горлом и твидовом пиджаке выглядел совсем молодым. Когда девочка остановилась и пошла по траве понюхать крокусы, он не сделал попытки остановить ее, но, придерживая велосипед, чтобы тот не укатился, и улыбаясь, наблюдал, как она наклонилась, показывая красные колготы. Маленькая девочка сказала:
— Они не пахнут.
— Я бы тебе и так это мог сказать, — ответил ей отец.
— Почему они не пахнут?
— Понятия не имею.
— Я думала, что все цветы пахнут.
— Большинство. А теперь поехали.
— Можно я их сорву?